Что русскому хорошо, то немцу смерть
Конфликт назрел там, где его меньше всего ожидали: в самом центре чудесного холла, выполненного в мавританском стиле, на каменной витиеватой звезде, среди пьяной европейской полуночной тусовки, я снова распахнула объятья, чтобы попрощаться с подругой, черной длинноногой Афеф, отельным аниматором, умницей и красавицей, с ней я имею честь быть знакомой и общаться уже два года, она моя модель и настроение, и просто хороший человек, которому хочется делать приятно. Мы стояли, обнявшись, когда из вавилонской говорливой массы выплыл мен в очках, взял мою подругу за бедро, бесцеремонно обнял ее, крепко прижав к своим мятым шортам, к паху, и, ароматизируя алкоголем пространство, шепелявя своим таким же мятым ртом, произнес на плохом английском: "Оу, Афеф моя жена, моя красавица жена".
В первый момент меня потряс сам момент нахальства и бесцеремонности, с которыми этот старый обшарпанный немец, коим он оказался, влез в мой разговор с девушкой. Мигом позднее до меня стал доходить смысл сказанного им. Афеф, будучи на работе, соблюдая терпение и толерантность, необходимые ей, смотря мне в глаза, видимо, там погода менялась, шелестела что-то типа того, что все нормально, господин шутит, он просто немного перебрал, не надо беспокоиться. Ох, красота моя, как поздно я это услышала, механизм уничтожения включился со скоростью звука. Партию убивающих молний я направила на старого любителя молодого тела: "Посмотри на себя, вы, старое европейское барахло, Афеф не может быть твоей женой ну никак, она ослепительна, а ты стар, как мамонт (читайте: как его отхожая часть)."
Немец оцепенел: такого поворота событий он не ожидал, под парами ему казалось, что в дали от строгих немецких законов о неприкосновенности личности и уважении к ней он может вытворять свои низменные несбыточные фантазии старого извращенца. Заикаясь и препинаясь в чужом языке, он брызгал слюной в сторону женщины с гордо поднятой головой и убивающим взглядом. Я еще и еще раз сказала, что он стар и уродлив, отчего тот вообще выпал в осадок: "Да кто ты такая? Ты откуда взялась?" Я из России! "Вы в России все сумасшедшие, этот ваш менталитет... Вы ничего не понимаете ни в чем!"- он орал и орал, крутил крючковатым пальцем у виска, а я уверенно взяла подругу из его противных трясущихся рук и увела в сторону. 
Мы попрощались, обещая друг другу встретиться скорее, потому что в этот раз заботы и работа не дали возможности попить кофе на берегу и нежно поговорить подругам. Я поспешила к другим друзьям, чтобы с благодарностью крепко обнять их еще раз.
Посреди зала на моей звезде стоял немец. Потрясая сухонькими кулаченками, все еще не пережив дерзости русской, он ждал меня, что бы излить свой яд. Дружок! И ни с тами приходилось общаться. Отмахнувшись от старого отребья, как от назойливой мухи, демонстративно на глазах всей местной Европы, утомившейся на жарком Восточном солнце толкавшейся в поисках новых впечатлений и вай-фай, я широким недвусмысленным жестом показала все свое отношение к ситуации, и пошла, покачиваясь, словно лодка в бурю, устойчиво и надменно. Довольная!
Старая дрянь все еще фыркала и шипела, как тухлое яйцо на разогретой до красна сковородке, проклиная всех русских со времен Второй Мировой. Моя подруга, избежав поклонника, ретировалась в свою комнату.
Не смотря на все пожелания хорошего полета, произошел сбой, и наш самолет задержали с начала на полтора часа, а потом еще на час, дав повод лениво побеспокоиться, докупить все необходимое в дьюти фри, и наговориться до одури, обо всем о женском.
Чем приятны такие встречи и беседы? Тем, что малознакомые попутчики с удовольствием слушают друг друга, как истории из книг, а потом так же быстро забывают, если это не перерастает в долгую дружбу.
Мы уже спустились по лестнице и разместились в автобусе, который нас должен доставить к трапу самолета, как снова возникла заминка: люди стали выходить, недовольно ворча, в сотый раз переставляя сумки, коляски, успокаивая раскричавшихся детей, не совсем понимая, почему опять мы не летим. Что случилось? - слышалось вокруг. Одна дама, уронив очки, на повышенных октавах вещала: дайте мне жалобную книгу, доставьте мне консула страны, отвезите меня в посольство... Наблюдаю, подумалось, интересно, работники аэропорта знают, что такое жалобная книга? Я с подругами, да еще с парнями, отхлебывающими из горлышка, пиццу с тунцом я им отдала из своих запасов, обреченно села на раскаленное покрытие около цветочной кадки, лениво закрыла глаза, стала ждать. Прилетела информация: самолет имеет какую-то поломку, из-за чего мы сегодня выдышали весь кондиционированный воздух в аэропорту и съели завтрак он Тунисских авиалиний в качестве компенсации времени ожидания в соответствии с международным Законодательством. Парни, доев тонкое тесто с начинкой, размахивали руками и горланили: ну где эта ваша развалюха? Мы ее в миг починим, лететь охота. И вдруг прочувствовалось, нам тут всем все равно, что на самом деле с самолетом, мы можем на сломанном, мы же русские, нам море по колено, капитан, не дрейфь, если что, мы и штурманы, и парашютисты. И швец, как говорится, и жнец, и на дуде игрец.
Да уж, как бы ни было ласково в этом сезоне в Тунисе, лететь надо, чтобы дальше жить и строить планы наших будущих путешествий.
