Не отрекаются, любя!
Кто забыл о своих корнях, не построит счастливого будущего
Из переписки:
Ирина: «Израильский художник Ран Морин творит в стиле экологической скульптуры. В рамках этого жанра он вырастил в окрестностях Иерусалима оливы на высоченных столбах, однако главный его шедевр висит в старом Яффо. Апельсиновое дерево торчит из чугунного яйца, подвешенного на трёх тросах посреди крошечной площади и, как ни странно, уже более 10 лет чувствует себя относительно сносно. Над землёй его подняли с умыслом. Это символ еврейского народа, долгое время оказавшегося оторванным от своих корней...
Хотя рассказывают и еще варианты. Один из них слышала такой: спустя время, этот же товарищ сказал, что евреи, переехавшие из разных мест в Израиль и быстро старающиеся забыть ту землю, из которой они приехали, подобны этому же дереву - оторваны от почвы, слишком искусственны…»
Мария: «Вот этот рассказ мне больше понравился. Насколько я знаю и вижу, стараются забыть свои корни их дети, а сами они очень тоскуют по той земле, на которой родились и выросли.»
Ирина: «Все по-разному, я встречала "русских", которые с первых дней хотели забыть
обо всем, все силы прикладывали, чтобы быстро выучить иврит и не говорить на русском, их дети вообще не знаю русского, никогда не были в России или той стране бывшего Союза, откуда приехали, и когда с ними разговариваешь - им как-то даже стыдно что ли, что они оттуда! О России - только плохо, какие ужасы там происходят, очень годятся успехами здесь и своим внедрением в израильское общество, хотя помню, как Коля общался со старой бабушкой ашкенази (Ашкена́зы (ивр. אשכנזים, ашкенази́м; ед. ч. ашкенази́) — субэтническая группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе), их семья из Польши вроде бы, но они говорят по-русски, так вот, она говорила ему: учите детей русскому, заставляйте их читать русские книги, этого бесценного богатства никто здесь не даст.
Я скажу больше, те, у кого дети хорошо знают русский (я здесь акцентирую именно русских, так как сама из них), заметно отличаются от своих сверстников, как раз они-то больше похожи на настоящих ашкенази, и культурой, и поведением, но кому-то это, видимо, лишнее, ну Бог им судья».
Мария: «К сожалению, забывается не только русский язык, но и идиш, а я его обожаю . Песни могу слушать бесконечно, сразу попадаю в свое детство, у моих бабушки и дедушки всегда был полный дом детей, внуков, родственников. Бабушка готовила только кошерную еду, такие запахи выпечки! Я была самая маленькая и самая любимая. Взрослые пели песни: А биселе мазел... Да, как жаль, что все закончилось и никогда не повторится…»
Ирина: «Об утрате этой общей культуры я и пишу, язык - как лишь одна из составных частей, хотя в наших силах сохранить и передать эстафетную палочку - этот дух пирогов, уюта, домашних праздников и пения любимых песен, все можно сделать, если видеть, что именно от тебя зависит, что понесут дальше наши дети.»
Когда я гостила у друга моего Бориса, имела честь немного времени провести в кругу его семьи, более мы говорили с Аллой, супругой, мама Аллы все больше слушала, а дочка Дина, бегло познакомившись, убегала к компьютеру, либо с телефоном в другую комнату, что бы поболтать с русскоговорящими подругами на иврите, исключительно. В один из вечеров мы говорили о детях репатриантов (евреев, людей, вернувшихся на свою историческую Родину, в Израиль) и культуре России и других стран, что действительно, по мнению Аллы, является проблемой в новом Израильском обществе. Когда 20 лет назад семья Бориса решила перебраться из Гомеля в Израиль, первое, что было упаковано и направлено в контейнерах, это огромная библиотека русских классиков, на которых и выросло наше поколение. Многотомники в жестких кожаных переплетах заняли
достойное место, где и находятся по сегодняшний день. Дина подросла, мама однажды взяла в руки Толстого и в течение недели проводила вечерами домашние чтения, декларируя вслух бессмертные произведения. Потом Дина сказала: «Мама, все это очень хорошо, я вижу, насколько ты тронута, но я ничего не понимаю…»

Вот, что произошло. Дина приехала в новую страну в четыре года, ходила в детский сад, где воспитатели говорили на иврите. Потом и школа, и армия тоже на иврите. Дома родители настаивали и говорили по-русски, намеренно сохраняя язык и русскую культуру. Были моменты, когда для простоты понимания и под давлением общества дома общались на смеси из русского и иврита, но Алла жестко прекратила это, заявив, что в их семье чистый русский останется жить навсегда. Но для девочки иврит стал роднее, на нем ей проще и удобнее, а русский- из уважения к родителям. Даже с подругами из бывших русских семей она говорит на иврите. Что до чтения русской классики, она не понимает всего деепричастия русского языка, хитросплетения и языковых акцентов, полутонов, грациозности слов. Они для нее пустой чужой звук.
Есть семьи, где дети говорят по-русски, что бы понимать и общаться со своими бабушками и дедушками. А когда они уйдут? Что будет? Постепенно и русский язык уйдет из Израиля, если его не захлестнет новая волна репатриантов с многотомниками русской классики в контейнерах.
Фото Марины Шевцовой







