Рассказ: "Москва и другие действия предметов"
Дорогие читатели Чеховчанки, рады сообщить Вам, что мы с большим удовольствием принимаем и печатаем стихи и прозу наших читателей! Если Вы пишете и у Вас неплохо получается, то высылайте нам свои творения c рассказом о себе на редакционную почту: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра. и мы обязательно разместим лучшее на страницах нашего сайта. Теперь предлагаем Вашему вниманию рассказ нашей читательницы Ольги Дерябиной.
Мой город, красный цветок на воротнике, притягивающий, взгляды. Официантки с ярким акцентом в одежде чаще получают чаевые, вы знали об этом? Получают, не сомневайтесь. Мои чаевые сегодня, это внимание людей, которые мимо меня. Признаться, в таком ритме многогранного беспокойного города не часто хочешь открыться, к сожалению, приходится это делать, дабы защититься от вандалов человеческих душ, способных в грязных сапогах пройтись по самому дорогому для тебя, в итоге, не то, что бы загнала себя в угол, но повода проявлять внимание ко мне даю нечасто. Этот день кажется необычным. Я отдыхаю от ежесекундных военных действий, тамагавк войны временно закопан в землю.
Приятный мягкий ветерок не предвещает вечернего похолодания, а это значит, лето продолжается, и мы, беспечные горожанки, всеми силами стараемся удержать его еще и еще, развевающимися юбками, золотыми сандалиями, голыми щиколотками. Кажется, тяжелые пальто хмурых расцветок и шапки-кусачки долго будут оставаться в душных шкафах. Но ах! Период между тающим снегом и… первым снегом недолог в нашей полосе, в дыхании августа неуловимо и неизбежно, но все чаще, в пригороде и даже парках мегаполиса ощущается влажное шуршание листвы под ногами, сладковатые запахи прелой травы, сизых всклокоченных облаков, и как продолжение осенних предвестников мы ставим себе диагноз простуды: ноги промокли, осенняя печаль прочно поселилась в блогах и на обрывках обеденных салфеток в виде четверостиший, насморк выдал направление в аптеку за спасительными каплями в нос. Но это в необозримом будущем, отмахиваемся мы, а пока… Теплый асфальт, перламутровый канадский газон, солнечные зайчики в складках платья.
Блаженное лето струйкой песочных часов истончается, исчезает, и к середине августа мы начинаем тешить себя обещаниями, что бабье лето еще придет за первыми холодами и дождиками сентября. Но так это условно, обманчиво из раза в раз, но отрадно думать и надеяться. И вот я иду, ветер в коротких волосах и таких же коротких обрывках мыслей, я ни о чем не думаю, запрещаю проблемкам цепляться, бездельничаю и радуюсь редким минутам вдохновения, и самое отрадное, понимаю: мой великий небесный Режиссер устроит все, нужно только видеть очевидное, уметь читать его незамысловатые карты, расстеленные передо мной, ориентироваться по маякам, расставленным в моих бухтах, идти четко по створам.
Как давно этот пестрый, словно многоликий Янус, город стал моим? Мучительно мы привыкали друг к другу, ставили условия, давали обещания, ломали характеры все эти двенадцать лет, пока, наконец, я, прошедшая все огни и воды, и медные трубы в том числе, тысячу раз поменяв принципы, наступив на шею собственной песне, с какой-то надрывной ненормальной любовью всем существом плюхнулась в его объятия, не в силах более сопротивляться показушной красоте и неповторимости, вплелась, вросла в кроны бульварных лип, в кованые ограждения мостов, в мутные реки-вены, нервами, ощущениями, повадками, научилась многому: ходить на тонких каблуках по мостовой, улавливать на бегу ароматы голландских роз в подземке, жить так, как никто и нигде не живет в полном цейтноте, вдыхать разнообразие и необузданную безолаберность мозаики культур и быта, сотканных воедино, будто в цветастую шаль на плечах бессовестной веселой женщины с поражающим воображение отсутствием такта и вкуса во всем. Это мой личный Вавилон, это моя вселенная, Москва...
Направляюсь к проспекту Мира, Олимпийский слева, прямо остов строящейся мечети. На лазурном небе серые плиты и блоки, устремляются ввысь, соответствуя правилу быть выше других строений в городе, через некоторое время станут кипельно-белыми стенами и синими куполами обители и храма, увенчанными полумесяцем и звездой, так знакомо и дорого! Солнечные янтарные потоки пронизывают строение в вытянутые арки-окна, ложатся мне под ноги теплыми дорогами, зовущими и говорящими о другом крае, где я оставила свое беспокойное сердце. Я вспоминаю…
\r\n
Совсем недавно казалось, эта резная диковинная дверь закрыта навсегда, а за ней осталась моя грустная история про любовь, ласковые волны в ночи, восторженные встречи, нежность и томление в ожидании, но, забрав оттуда все в соответствии с требованием разума, сердце оставила там. Много дней минуло, они были наполнены всем, что положено по сюжету мелодрамы: грустью, обманом, восторгом новых встреч, перспективой проектов. Но я вдруг отчетливо осознала одно обстоятельство, порадовавшее внезапностью и правильностью: я ушла из отношений с мужчиной, но любовь и тяга к Востоку навсегда осталась во мне.
В любом закоулке моей бытности есть что-то, что оттуда, нечаянные посланники, приносящие маленькие радости. На дне дамских сумочек неизменно рассыпаны белые ракушки, Бог знает, как и когда туда попавшие. Вместе с мелкими монетками, среди них есть и денежки с ветками оливы. Кварцевый песок с пляжей. В паспорте и на полочке с бельем сухие букетики жасмина, постепенно превращающиеся в мелкую цветную пыль, в июле там все дарят их друг другу вместо пожеланий счастья. В комоде огромные арабские серьги с искусственными красными каменьями, я их купила в медине, долго торгуясь более из-за удовольствия, чем, будучи скупой. И на верхней антресоли мое любимое сирийское платье джебба, черное с серебряными узорами по подолу и на рукавах, предмет моих мечтаний, прикосновение к искусству быть арабской женщиной, его мне продала девочка-арабка, не говорящая на английском, с ней я не упражнялась в искусстве проворства, мы просто болтали каждая на своем языке, не понимая друг друга, смотрели в зеркала, смеялись и делали комплименты. Когда я его опять надену и украшу уши тяжелым серебром? Я так скучаю, нет слов. Как передать глубину того, что чувствую? Сравнимо лишь с вечным морем, шелковым песком между пальцами, прохладой на веках, когда смыкаешь их, придя домой под утро.
В уводящих из реальности мыслях блуждаю по улицам, не хочу думать, где я, но нужно спускаться в метро, совсем потерялась среди каменных исполинов. Встаю на перекрестке, жмурюсь на солнце, обращаюсь к девочке, спешащей мимо. Оборачивается бесподобной восточной красоты нежное лицо, брови вразлет, словно крылья небесной птицы, на голове тонкая косынка прячет ярко-черные чудесные волосы, девочка одета очень церемонно-изысканно. Она остановилась на мой зов: «Нужно идти налево и прямо до перехода, снова прямо, там кольцевая, и там радиальная». Голос как колокольчик, взгляд цепок и ясен, чем я поражена. «Можно пройти тут прямо?» Хочу перейти в неразрешенном месте. «Нет, до перехода, а потом через дорогу — указывает рукой». И я послушала девочку, хотя на дороге не было машин, прошла метров пятьдесят до «зебры», нарушить было стыдно. Снова иду, на ковриках, прямо на земле сидят женщины, продают какие-то сухие метелки травы, потом уже узнаю от друга, что это ритуальные букетики для праздника, все происходит накануне Курбан Байрама. А передо мной встают картины далекой страны, где на каждом подносе, на каждом углу мальчишки продают бутончики ароматного розового жасмина, туго скрученные в букетики ниткой, их дарят все друг другу, они везде: в кармашке на одежде, за ухом, на обеденном столе. Запах жасмина разлит сладкими тягучими волнами по кривым улочкам древнего городка, видавшего господство не одной империи, белым комнатам с почасовой оплатой с непременными скрижалями фраз из Священного Корана, ставшим невольными свидетелями будто украденных объятий и поцелуев сотен одурманенных сладкими ароматами влюбленных, по бескрайним пляжам с шелковым песком. Ровно как музыка, арабская музыка, музыка, впитавшаяся в мою душу.
Теперь часто говорю себе, моя жизнь здесь, та сказка на кварцевом побережье так и осталась сказкой. Я бегу от себя с головой в заботы, вымышленные, настоящие. Иногда верю в это. Сердце не пусто до дна, но часто сбоит от ненаполненности, будто что-то потеряла, забыла, беспричинная тревога, в крови не хватает живительной инъекции яда, и взор чист и реален, ничего не болит, и пресно так. Но, когда на небе нарождается молодой месяц, и хрустальная звезда нанизана на его тончайший рог, завороженная стою, закинув голову, и долго молюсь только моей молитвой, что бы все устроилось, что бы мой самолет уже был на полосе, баки полны, а в стране розового жасмина меня ждали пустыня и фотосессии, магнолии и крупинки соли на губах, белые ракушки и вечные пальмы, и мои подруги, мои дорогие люди, и, может быть, он, мой мужчина. Может быть.
А сейчас просто живу, люблю дом, вдыхаю все мгновения и ловлю слова и мысли людей, осмысливая, учась, взрослея. Нахожу комфортное положение, когда спокойно, и ветер перемен проносится где-то очень близко, едва задевая края моей одежды. И вдруг, никто не знает, откуда эти заблудшие странники, как будто в дверь ко мне заходят, люди приносят весточки оттуда. У всех свои истории, события, слушаю, понимаю, это специально для меня, невозможно забыть и отречься от того, что любишь.
Новое знакомство, аккуратные вопросы. И вдруг как гром среди ясного неба: жена араба, подданного какого-то королевства, «у нас есть сын». Сания дочь богатых и влиятельных в Москве родителей, избалованная, красивая, умная. Сейчас, в силу возникших сиюминутных желаний, пытается найти себя в бизнесе крупной компании, с подачи папы заняв креслице около компьютера. Ее мужчина в своей стране с другой женой, там не возбраняется многоженство, а моя новая знакомая комментирует это так: ну что ж, и в России муж при жене любовницу имеет, а там это узаконено и нормально. Такая вот история. И это часть Востока, проникшая сюда.
Еще одно откровение, глубоко задевшее меня, из истории жизни родителей другой моей приятельницы. Каму знаю давно, ее имя много лет висит в записной книжке моего мобильника, с завидным постоянством перекочевывая из одного телефона в другой. Преамбула: арабские мужчины великая загадка для моего разума, это из опыта отношений, но оказалось, это уже из истории Камы, полюбив по-настоящему, они совершают поистине подвиги для семьи, во имя любимой женщины.
Я встречалась с Камой в один из любимейших дней белых воротничков, в пятницу, как положено в этот день, в совершеннейшем «кежл», это обстоятельство добавляло удовольствия от встречи. Мы обедали в кафе на территории партнеров, болтали про детей, про наш город и погоду в 2010-м, ели арбузы и стряпню восточных поваров. Надо сказать, фамилия моей приятельницы французская, я всегда полагала, что она француженка, как все в той компании, кроме, конечно, бухгалтера, что логично: в российском налогообложении могут разбираться исключительно наши специалисты, полноценно впитавшие русский менталитет. Внешность у нее далеко не европейская, но я восприняла ее арабскую харизму как должное, типичное для европейки с эмигрантскими корнями. Что завело нас к этому разговору, не знаю, наверное, все мысли, которые в голове, рано или поздно всплывают наружу, а тут и повод нашелся.
Родители моей собеседницы поженились после университета очень давно, еще в советские времена, мама русская, красавица блондинка, папа алжирец, получавший образование в СССР. Семья папы достаточно состоятельна и из любви к сыну позволила ему женится на чужестранке, привести ее в Алжир. Но и там были недоверие и обиды, за молодыми следили, пытаясь уличить, сплетничали и наговаривали на русскую жену. Все утряслось, они все преодолели, любовь победила, это как раз тот редкий случай, о которых пишут книги и снимают фильмы, которому я искренне рада. Родились детки, и среди детей моя собеседница, счастливая, умница, обласканная родительской любовью, выросшая на побережье моря под пальмами. Потом пришли тревожные времена в Алжир, страну захлестнула волна террора, отец семейства, что бы избежать трагедий, а особенно он боялся за свою беловолосую жену, вывез всю семью в Россию, на какой срок? Пока все не закончилось на родине, ставшей вторым домом и русской маме. Семья вернулась, но за время пребывания в России девочка отучилась в арабской школе, получила высшее образование и поняла, что ее место все-таки в Москве. Так и решила, тут и осталась. Потом вышла замуж, за француза, это уж совсем другая история, родила ребеночка и живет на три страны, потому что каждый из ее мужчин и она сама имеют по два гражданства, и все это не совпадает ни с кем другим. Вот так намешано. Наслаждаюсь восточными чертами собеседницы, видя в ней моих арабских подруг и чувствуя близость всех, кого оставила там, через нее, как распахнутое окно в тот мой другой драгоценный мир.
О чем это я? Восток меня не отпускает. Все, что вокруг меня, часто возвращает в счастливые дни, наполненные бесконечным ультрафиолетом и магнолиями. Невидимые ниточки-паутинки путаются на ресницах, отмахнуться от них нет возможности. Себя не обманешь, сердце не вырвешь. Пусть все идет своим чередом. А я буду учиться расшифровывать карты моего главного Капитана выплывать из любой пучины!
Несколько часов позже. За окном Москва ложится спать, словно барыня, стряхивает пыль под поливальными установками машин. Все реже голоса, чище звуки, потоки свежести колышат легкие занавески. Электрички будут проноситься всю ночь, как будто только и ждали прохлады. Взгляд устремлен в потолок, и сознание рисует картины старинных улочек, витиеватых построек, лижущих скалы волн. На другом конце земли никто и не подозревает, что я здесь мечтаю и пишу, и скучаю. Так должно быть, уверяю себя, я должна много сделать, только тогда смогу вернуться. Зову сон, наполняю его теплом и любовью к людям, которым я нужна.